|
|
|
|
|
|
И в этом мире, тесном и бескрайнем,
Великим Режиссёром уж давно мы избраны связующим звеном меж тьмой и светом, правом и бесправьем |
|
Здесь, где века погребены, землёй впрессованные в память, цепь искупления вины от предков тянется за нами. Тут каждый камень шлёт нам знак, и не забудется никак то, как в Германию везли нацисты с львовских кладбищ, прямо с еврейских надмогильных плит шлифованный гранит и мрамор; и как под статую вождя * легли кладбищенские плиты, |
Светлой памяти похороненных здесь близких блестя под струями дождя словами скорбными иврита. Здесь целый город под землёй, слезами выпадают росы, и охраняет свой покой надгробий каменная россыпь. Я в горький час сюда иду, где каменеет болью память. И, как заведено не нами, кладу слезой омытый камень я на могильную плиту... |
|
-------------------------------------------------------------------------------- * Очевидцы утверждают, что когда в 1990-е годы во Львове демонтировали памятник Ленину, из его фундамента извлекли плиты с еврейского кладбища. По свидетельству Феликса Бергера, такими же плитами c выгравированными на них изоброжениями могендовида и надписями на иврите был вымощен двор львовской внутренней тюрьмы МГБ в конце 1940-х годов (Ф. Бергер, Воспоминания. Миннеаполис. Зеркало, 1995, вып. 44, с. 22, 23, 27). |
||
Когда звучит последний довод и посылают в бой парней, рыдают матери и вдовы, и гибнут дети на войне. Война – тяжёлая работа на истощенье, на износ, работа до седьмого пота, где смерть шагает в полный рост. Им бы живыми возвратиться и невредимыми домой, учёбу продолжать, влюбиться, но парни вновь уходят в бой. Нельзя отстать, остановиться, усталость просто валит с ног, покрыли пыль и копоть лица солдат. Вернуться дай им Бог. Июль 2006 |
|
Под грохот пушек умолкают музы… Нельзя творить и невозможно петь, когда ракеты со зловещим грузом летят над головами, сея смерть. А петь под взрыв на рынке на рассвете, в автобусе, в кафе – среди людей, когда в невинных специально метят и не щадят ни женщин, ни детей? |
Елене Винокур, израильским А жить годами под прицелом, зная, что всё придётся вновь начать с нуля? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Такой ценой досталась та земля, что под огнём там музы не смолкают. Июль 2006 |
|
И вот опять мы старше нá год стали, а в книге жизней – новая глава. Желаю всем, чтоб мы в неё попали, оставив в прошлом все свои печали, не чувствовать себя в полуфинале. Шана това, друзья! Шана това! |
||
|
2005 |
|
Как детям объяснить шесть миллионов
исчезнувших в застенках навсегда, замученных, отравленных Циклоном, расстрелянных, повешенных, сожжённых? Никто не видел слёз, не слышал стонов, весь мир был равнодушен, как всегда. Шесть миллионов. Нам представить страшно, в какую бездну их толкнули ниц. Шесть миллионов напрочь стёртых лиц, шесть миллионов – целый мир за каждым. Шесть миллионов с будущим рассталось, потухло взглядов, закатилось лун. Сердец шесть миллионов разорвалось, шесть миллионов отзвучало струн. |
А сколько не свершившихся открытий,
талантов? Кто узнает их число? Шесть миллионов оборвалось нитей, шесть миллионов всходов полегло. Как объяснить "шесть миллионов" детям? По населенью – целая страна, шесть миллионов дней – тысячелетья. Шесть миллионов жизней – чья вина? Как вышло так: прошли десятилетья, и через реки крови, море слёз то тут, то на другом конце планеты подонки отрицают Холокост? Как детям объяснить шесть миллионов?.. |
|
Толчком к написанию этого стихотворения послужила книга П.Шрёдера и Д. Шрёдер-Хилдебранд
"Шесть миллионов скрепок" (Peter W. Schroeder, Dagmar Schroeder-Hildebrand "Six Million
Paper Clips: the making of a children's Holocaust memorial",
Rar-Ben Publishing, Minneapolis, 2004).
В ней описаны события, происходившие в городке Уитуелл, что в штате Теннеси (Whitwell, Tennessee), где живёт 1600 человек, преимущественно белых протестантов. В 1998 году учителя средней школы этого городка решили посвятить несколько уроков школьной программы Холокосту, рассказать ученикам о нетерпимости на примере трагедии Один из учеников прочитал на Интернете, что ещё в 1899 году норвежец Йохан Ваалер (Johan Vaaler) изобрёл скрепку для бумаг. А когда немцы оккупировали Норвегию и заставили евреев носить жёлтые звёзды на своей одежде, норвежцы в знак протеста стали носить скрепки на лацканах пиджаков и пальто. Потому этот ученик и предложил собрать шесть миллионов скрепок. Школьники Уитуелла собирали скрепки в течение трёх лет с помощью добровольцев со всего мира, узнавших об их намерении. Из Германии удалось привезти железнодорожный вагон, – такой, какой использовался нацистами для перевозки евреев в концлагеря. В нём ученики развернули экспозицию, посвящённую Холокосту, в нём же они хранят собранные со всего мира скрепки. |
|
Нас, расколов на тысячи фрагментов, рассеяла судьба по континентам. Но памятью, заложенной во мне, я помню, верю, чувствую и знаю, что на земле по имени Израиль наш общий дом, начало всех корней. Здесь время измеряется веками, следы тысячелетий под ногами, народ, что был изгнанником вдали, историей пропитан каждый камень, поля политы кровью и слезами во имя мира для святой земли. Над океаном – перелёт по зову сердца и по праву лететь туда, где мой народ нашёл защиту и державу, к которой шёл он сотни лет путём, длинней Земной орбиты, сквозь горе бесконечных бед и кровь невинную убитых. Шесть миллионов жертв принёс народ мой, избранный за веру пройти изгнанье, Холокост, чтоб возродиться беспримерно. |
Святая древняя земля и колыбель цивилизаций, где силы ты берёшь с нуля опять к вершинам подниматься, вставать из пепла и руин, искать средь варварства дорогу, сражаться насмерть, как один, в душе моля о мире Бога? Тут чувствую себя, как дома, где я прожил всю жизнь свою. Земля прекрасна и... знакома, как будто всё я узнаю, живу во сне о жизни прежней там, где начало всех начал. Я словно с генами впитал всю память предков и надежды. Далёкий предок мой, быть может, по этим же камням ступал. Я к ним бы всей душой припал и тихо вымолвил: "Я тоже..." |
| Ефиму Александрову | ||
|
Ушедших еврейских местечек душа –
в сердцах моего поколенья. В тот говор, в тот юмор, в ту боль, не дыша, мы входим, как просят прощенья. Еврейских местечек печален удел: когда-то стремились оттуда, теперь заглянуть бы туда хоть на день, но нет их, и больше не будет. Тут были свои мастера и певцы, торговцы на улочках тесных, свои сумасшедшие и мудрецы, артисты и клейзмер-оркестры. И мудрость, и юмор, и радость, и грусть впадали там в песни, как в море. Их помнили – с детства ещё – наизусть и пели в веселье и в горе. Тут плакала скрипка у каждых дверей, молилась еврейская мама, а Тевье-молочник растил дочерей и верил в их счастье упрямо. 
|
 Плыл в праздник косяк фаршированных рыб, форшмак – кулинарное чудо, и цимес с жарким у паштетной горы, и чай ароматный под струдель... Еврейских местечек святая печаль на сердце останется шрамом: их в гетто сожгла раскалённая сталь, чтоб стать кровоточащей раной. За стенами гетто не слышно шагов: там жизни погасли, как свечи. От целых общин не осталось следов, от бывших еврейских местечек. С заброшенных кладбищ, с могил тут и там взлетают испуганно птицы. Лишь редкий паломник приходит сюда за нас и за тех помолиться. |
|
Лететь со всех концов Земли
в аэропорт Бен Гуриона, подняться в Иерусалим и прошептать себе: "Я дома". Подняться в Иерусалим по тропке узкой, каменистой; проделав этот путь неблизкий, почувствовать себя своим. Подняться в Иерусалим из наших прадедов мечтаний, их песнопений и молитв, из древних притч и заклинаний. Подняться в Иерусалим хотя бы раз, и будь, что будет, – из повседневности глубин, из серости и скуки буден. |
Впитать Историии следы
и отголоски древней битвы, несчастье роковой черты, за ней – изгнанье и молитвы. Подняться в Иерусалим, предстать перед Стеною плача с мольбою в сердце об удаче и мире для Святой земли. Да будет этот край храним от бед и злобного соседства. Пусть нам достанется в наследство подняться в Иерусалим. "Подняться в Иерусалим", – мечтали предки, вслед за ними и мы, прощаясь, говорим: "До встречи в Иерусалиме". |
|
|
Шаг между рабством и свободой смог племя превратить в народ. Путь этот каждый сам проходит: подобно древнему исходу все совершают свой исход. Найти и выдавить по капле легко ль раба в своей душе, когда живёшь, как в Зазеркалье, в цейтноте, в стрессах и в накале, и не хватает сил уже? Не чудо ль, что не исчезает народ исхода, чья судьба сквозь камень стеблем прорастает? Народ себе не выбирают, не отрекаясь от себя. 2005 |
Не заблудиться б во времени,
не затеряться б средь прочих...
Быть без корней и без племени,
жить без традиций нам проще.
Проще не слышать, не слушая,
легче не думать, не каяться.
Только теряется лучшее,
если впадают в беспамятство.
Не посещают сомнения
не приходящих в сознание.
Горестен путь поколения –
от амнезии к незнанию.
2005
|
|
Эхом тысячелетий сквозь изгнанья и казни к нам дошёл эстафетой этот огненный праздник. Вновь свечу зажигает ханукальное пламя, и светильник, сверкая, расцветает огнями. Словно сказка из детства, знак волшебный как будто, нам досталось в наследство ханукальное чудо. 2004 |
Не говори, что бремя лет нависло,
притихло пламя, потускнела медь.
Дочитывая партитуру жизни,
пытайся песню всё-таки допеть.
Ты пожелай, чтоб на страницы жизней
попали наши имена опять,
задумавшись над замыслом и смыслом
и тем, что не дано ещё познать.
Громада лет – у моего народа.
Кому – минуты, а ему – века.
Нас по планете разметали годы,
как ураганом в небе облака.
Но каждый год с надеждой мы встречаем.
Шалом! Вновь Рош ха-Шана у дверей.
Шана това, гость званый, гость случайный!
Мир дому и Земле твоей, еврей.
Избранный народЧто это значит – избранный народ?На что, зачем и почему был избран? Рассматривая сквозь кривую призму, нам выставляют непомерный счёт. Нас жизнь не раз бросала за черту. Дарованы нам разум и сознанье, талант особый попадать в беду и вечный дар испытывать страданья. Наверное, не могут нам простить, что Заповеди людям мы несли и что, язык Завета возродив, мы воскресили лик Святой Земли. За это нас травили и громили, сгоняли в гетто, жгли на площадях, закапывали заживо в могилах и газом отравляли в лагерях? Американцы, где тогда вы были? Так напугал вас антисемитизм, что вы о братском долге позабыли... А счёт шёл не на доллары, – на жизнь. Нас, изгнанных в рассеянье навеки, не защищала ни одна страна: шесть миллионов в одной Европе, – В диаспоре, в веках и катаклизмах мы выжили, хоть знали наперёд всю тяжесть счёта антисемитизма за то, что сохранился мой народ. И если испытания грядут, не спрашивая нашего согласья, нельзя ли вместо нас кого-нибудь избрать хотя бы для разнообразья? |
Земля отцов – на самом перекрёстке цивилизаций с дикостью и тьмой, где избран мой народ на роль форпоста. "Быть иль не быть?" – и в жизни, И в этом мире, тесном и бескрайнем, Великим Режиссёром уж давно мы избраны связующим звеном меж тьмой и светом, Достойна и трагична эта роль. Дублёров нет, – Так выстрадана вековая боль, что всю её не умещает память. За миллионы жертв во все века, за горе, униженья и гоненья увидели мы чудо возрожденья народа, |
|
В душе у вас темно и пусто,
и вас толкает в бездну, вниз пещерное слепое чувство – звериный антисемитизм. Вы в ненависти ненасытной сплотить сумели всякий сброд. Спасибо вам, антисемиты! Вы закалили мой народ, прошедший все ступени ада и неестественный отбор, не ставший пеплом или стадом векам и вам наперекор. Вы истребить нас не сумели, зато заставили скорей выносливей стать и сильнее, талантливее и мудрей. Нас разделяют океаны, разбросанных по всей Земле. Меж нами – города и страны, за нами – путь в пять тысяч лет. Мы шли вперёд по бездорожью в поту кровавом и в пыли, чтоб десять заповедей Божьих цивилизацию спасли. |
Вас гложет зависть, страх и злоба.
Как может женщина и мать своё дитя живою бомбой послать чужих детей взрывать? Не хватит ли играть со смертью? Антисемиты, хоть бы раз своих детей любить сумейте сильней, чем ненавидеть нас.  |
|
Прошли века, сменились поколенья,
но в двадцать первом веке, как дурман, встал над планетой дикой мрачной тенью взбесившийся воинственный ислам. Очнулся он от многолетней спячки в средневековом непробудном сне, вдруг осознав, что все живут иначе и в близкой, и в далёкой стороне. Лишь нефтешейхам дал аллах богатства, которые так сладко проедать, всем остальным досталось полурабство и нищей безысходности печать. Как хорошо жилось в средневековье, и наплевать, что изменился свет: взрывчатка, автомат у изголовья – неотразимый в споре аргумент. Сеть параллелей и меридианов сменив на сеть террора на Земле, они "неверным" поздно или рано готовят жизнь в неволе и петле. Давно терзали землю наших предков, а мир был глух и слеп до той поры, пока, как метастазы, не окрепли по всей Земле зловещие узлы. |
Воинственный ислам неумолимо
ступает, горы жертв похоронив. Мечтает он о покоренье Рима, Парижа, Вашингтона и Чечни. Проснуться по законам шариата в державе под названьем "халифат", где скорая расправа и расплата, кнуты свистят и топоры стучат, где не имеет договор признанья ("нельзя же за слова налоги брать"), бытует извращённое сознанье победой поражения считать? Изнемогая в злобе от бессилья и источая ненависти смрад, они теперь уже провозгласили всемирный нескончаемый джихад. Мы из второго шли тысячелетья в столь долгожданный двадцать первый век не для того, чтоб гибли наши дети или терял свободу Человек. |
| Редван Абу Турки, дедушка малыша, которого сфотографировали переодетым террористом-смертником, заявил, что это было сделано в шутку. На ребенке был патронташ, красная повязка члена ХАМАС и фальшивая взрывчатка. //Associated Press, июнь 2002 г. |
|
Ребёнок... Но не веришь глазу,
хоть полон снимков весь альбом: он патронташем опоясан, и пояс смертника на нём,  |
на лбу кровавая повязка.
Что уготовили ему: роль жертвы на алтарь ХАМАСа – взрывать и гибнуть самому? Да, может им семья гордиться: достойное дитя растёт. Террор всё ширится, плодится и отравляет свой народ. И шутки горше не придумать для понимания людей. Такой, простите, чёрный юмор, что предвещает чёрный день. Не примириться, не согнуться, – живём на шаре мы Земном и не успеем оглянуться, как пояс смертника на нём. |
© Адольф Берлин
