Вновь ветер подул с залива, 
в аккорды пурги вплетясь, 
и питерские мотивы 
насвистывает, летя.

Стою я, щекой касаясь 
холодного льда стекла, 
а с сердца сосульки свисают, 
как с крыши возле угла.

Под снегом громада зданий, 
небо в свинце опять.
Когда же оно устанет 
на землю свой снег ронять?

На землю, на сердце, на душу...
Под снегом тоски душа, 
как будто вместе со стужей 
грустинки летят, кружа.

Небо никак не уронит 
письма, которого жду, 
шагая, как зверь в загоне, 
по памяти, как по льду.

Не хочет печаль уняться, 
как время – идти назад. 
А ночью опять мне снятся  
чьи-то (но чьи?) глаза.

		Ленинград, 1958
		

Ты высишься три века над Невой 
величественно, в мраморе, в граните, 
стольких имён создатель и хранитель – 
столичный город 
	с областной судьбой.

Ты вынес всё: опалу и хулу 
вождей Кремлёвских и блокадный голод.
Интеллигентный, непокорный город, 
будь неподсуден серости и злу.
		

Мы все давным-давно больны Тобой.
Не верится, что позади три века,
где канули цари, вожди, генсеки.
Пусть многое утрачено навеки, 
но Ты, как наша юность, молодой.

И, как тогда, звучит у нас в душе 
симфония дворцов, мостов, проспектов, 
резных решёток, столько раз воспетых, 
что слов здесь недостаточно уже.

					2003