|
|
|
|
Как это важно, – чтоб не в стаде жить, летать не в стае, не орать в толпе, есть не с прикорма, лишь бы с кем не пить, – и этим сохранить себя в себе. |
|
Меня судьба забросила далече, где трудно разглядеть свою звезду. Не потому я здесь, что тут мне легче, а потому что там невмоготу. Я знал: конечно, будет трудно очень. Но как признать: та жизнь прожита зря? Не потому, что я слабее прочих, но видно, слишком много потерял. Я никогда не ожидал награды, минувшими заслугами звеня. Не думаю, что здесь мне так уж рады, но отторгала та земля меня. |
Я знал: судьба мне лёгкий
хлеб не прочит, и новая дорога не проста. Не потому, что этот путь короче, – тот вёл неумолимо в никуда. Былое с корнем выдернув однажды, жду всходов на заморской стороне не потому, что сладкой жизни жаждал, – та нестерпимо горькой стала мне. Не потому ль ряды твои редеют, страна в слезах оставленных могил? И всё ж пока живу, ещё надеюсь. Пока надеюсь, жить хватает сил. |
|
Как долго жили мы, не видя клетки, хоть натыкались каждый день на прутья: режим – усиленный, паёк – объедки, жизнь – сказка ужасов, до полной жути. Гигантский остров наш был обитаем, – одна шестая часть всемирной суши. Нас охраняли строго и считали, и пересчитывали, кто что нарушил. Наш бронепоезд сдох, но мчались кони. Народ сам крал, гнал - пил и бил баклуши, |
всё ждал, когда ж Америку
догоним и перегоним... вот-вот... на душу. Чего ж мы прячемся и что скрываем? Пусть смотрят, как живём и вольно дышим, и локти с зависти себе кусают. Вдруг все поехали, ... и наша крыша. Так долго жили мы, как звери в клетке, дыша миазмами зловонной ночи... Сплошные лозунги и пятилетки. Ура тебе, наш Дрессировщик! |
|
Стыдясь своих имён, своих корней, мы, в сущности, в той жизни ведь не жили, – мы как-то приспосабливались к ней, в духовном гетто, в веренице дней существовали в обозлённом мире, где вирус антисемитизма |
Мы на закланье отданы
судьбой в угоду предрассудкам и традициям. Где был рождён, я не был сам собой. Быть кем-то с второсортною душой? Как с этой долей можно примириться? Там пятый пункт жёг, как позор, |
Воланд |
Кто виноват, что целая
страна раздавлена кровавым колесом? И если все вокруг сошли с ума, то не спасенье ль сумасшедший дом? Когда ГУЛАГ - в пределах всей страны и зверски изнасилован народ, то Воланд человечнее иных, смотревших ненавистной власти в рот. Где дремлет совесть, жизнь проходит зря, где каждый третий на двоих "стучит", там рукописи Мастера горят, а Маргарита тщетно ждёт в ночи. |
|
Бедные, но гордые, с дрожью от колен: тыкали нас мордою в грязь, кому не лень. Гнули нас чиновники и менты, хоть плачь. Где сыскать виновников бед и неудач? |
Стали нам привычными окрик да конвой, были мы затычкою для дыры любой... Потрезвее были бы, - мучились бы зря. Вот проснёмся – вылепим доброго царя. |
|
Воспоминанья снежным комом налипли, не дают уснуть. И в чёрную дыру разлома судьбы мой устремился путь. Развалины былой Отчизны остались позади давно. Звать то полубезумье жизнью немыслимо, но суждено. Хотя я овладел искусством не верить больше в миражи, но не избавиться от чувства, что у меня украли жизнь. |
|
Я жил в безнравственное время. И через столько лет и миль мне давит душу это бремя, тревожат стоны из могил. Когда во сне себя я вижу переступающим черту, ведущую к вчерашней жизни, мысль замерзает на лету. Те годы мною не забыты, не смыли в памяти дожди страну "немыслимого быта", испепеляющей вражды. Не всё ль равно, во имя класса, идеи или языка |
прёт ксенофобии проказа, совсем как при большевиках. Опять идей бредовых тени идут на смену прежним, тем? И новых жертвоприношений они потребуют затем? Уже готовы на закланье чужие жизни вновь отдать? История идёт кругами и повторяется опять. И с нового столетья кручи ясней истории печать: она нас ничему не учит... И горько это сознавать. |
© Адольф Берлин
