Тень поэта

Тень Поэта

									К 120-летию О. Э. Мандельштама (1891 – 1938)

											Поэт нашёл слова, 
												разящие, как пули,
											и мужество (едва ль 
												другие бы рискнули)*.

										А вождь таких страшился с давних пор 
										и в лагерную пыль бессчётно стёр...
										Сгубить Поэта – что убить дитя.
										Так всё потомки спишут и простят?
					
														* * *

																		О.М.
									А в комнате опального поэта
									Дежурят страх и Муза в свой черед.
									И ночь идет,
									Которая не ведает рассвета...

														* * *

Словно в горле комок. 
Под пятой палача 
на устах был замок,
но Поэт не молчал.

Люди шли на убой 
безо всякой вины.
Как и все, под собой 
Он не чуял страны *.

Жить по лжи не умел,
не хвалил, не юлил...
Умирать не хотел, 
но его увели.

Словно зверя, в загон 
заточили в глуши.
Имя им легион, 
кто спешил удушить.

Подлый век-волкодав, 
мёртвой хваткой держа, 
не давал никогда 
ни творить, ни дышать.

Был пронзителен страх, 
а вокруг глухота, 
и стихи на устах, 
и беда по пятам.

Задыхался, страдал, 
уходя в мир теней.
Но вернулся сюда 
тенью тех жутких дней

сквозь запретов гипноз 
и забвения круг, 
в свой знакомый до слёз
Ленинград, Петербург... 

Тень лежит на плите,
всё в тумане от слёз.
Преломлённая тень 
затаила вопрос: 

– Кто бы мог дать ответ, 
угодивший в тиски
погребён ли Поэт 
по-людски? 


		

Стихи – как зеркало души, 
поэта отраженье.
Их невозможно заглушить 
ничьим пренебреженьем.

Прислуживать не может стих, 
как и терпеть насилья.
Стих – то ли годы, то ли миг, –  
миг обретенья крыльев.
		

Стихи не могут согрешить 
подделкой лицемерной.
Стих – словно исповедь души 
с влиянием безмерным.

Лукавство может погубить, –
и стих родится мёртвым.
Стихи – как приговор судьбы 
без права пересмотра.
		

		* * *

Поэзия – всё то, 
	что так неуловимо; 
прочтёшь, произнесёшь – 
	пройти не можешь мимо.
Поэзия – то, что порой в песок  уходит, 
когда стихи берут 
	и просто переводят.

		* * *

Нельзя успех предвидеть и провал.
Они – прерогатива высшей сферы.
Однако всё же, что бы ни создал, –
твоё дитя, любимое без меры.

Чужие страны, города... И снова 
немеем мы от перемены мест.
Неправда, что вначале было Слово, – 
вначале были мимика и жест.

Есть цвет свой у разлуки и печали, 
у радости и у теней во мгле.
Неправда, Слово было не вначале,
вначале был рисунок на скале.
		

Мы поколенье выбирать не можем, 
и не бывает жизни про запас.
Быть может, Слово прозвучало позже, 
но отзвук Слова потрясает нас.

За откровенья принимая бредни, 
позднее платим по счетам сполна.
Но если Слово гибнет, то последним, 
а дальше – пустота и тишина.
		

Рождаясь, стихи создают настроенье...

В забытый трамвай поднимусь по ступеням 
и в молодость въеду я в старом вагоне, 
дыханьем твои согревая ладони...

В наш парк приведёт эта узкоколейка, 
к пруду и каштану над тихой скамейкой.
Вновь будут прогулки по мокрой брусчатке, 
припухшие губы – и жгучи, и сладки...
		

И мысль промелькнёт ненароком, 
						нельзя ли 
на кухне 
	опять повстречаться с друзьями, 
беседуя, споря о том и об этом, 
и выпить слегка, закусив винегретом, 
глоточек свободы разбавить сомненьем...

Являясь, 
	стихи создают настроенье.
		

    * Имеется в виду известное стихотворение О. Мандельштама (1933):

	Мы живем, под собою не чуя страны,
	Наши речи за десять шагов не слышны,
	А где хватит на полразговорца,
	Там припомнят кремлёвского горца.
	Его толстые пальцы, как черви, жирны,
	А слова, как пудовые гири, верны,
	Тараканьи смеются усища,
	И сияют его голенища.

	А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
	Он играет услугами полулюдей.
	Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
	Он один лишь бабачит и тычет,
	Как подкову, кует за указом указ:

	Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
	Что ни казнь у него - то малина
	И широкая грудь осетина.

	Ноябрь 1933

   Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко.